«Надо понимать, что объединение судов – не трагедия»

Валерий Зинченко, старший партнер юридической компании Pen&Paper, в интервью LEXPRO рассказал, что у российского юрбизнеса нет никакого «своего» пути, что антирейдерскую деятельность можно и нужно вести исключительно правовыми методами, а также поделился гордостью о том, что объединенный Верховный Суд будет располагаться в Санкт-Петербурге.

- Почему из всех возможных специальностей вы выбрали юридическую?

- После школы у меня было дилемма, кем стать: либо юристом, или ветеринаром. Я выбрал первое. Думаю, на это решение не в последнюю очередь повлияла судьба отца: когда я поступил на питерский юрфак, однокурсники традиционно интересовались, кто он – судья, прокурор, милиционер, адвокат? Но все эти предположения были неверны: мой отец сидел в тюрьме за экономическое преступление!

- Как это произошло?

- Он был осужден из-за 80 долларов, найденных у него в кармане  в 1974 году.

- Фарцевал?

- Нет, занимался бизнесом, когда этого было нельзя делать. Около трех лет отсидел в колонии и до конца жизни остался закрытым человеком, не верил в то, что в России можно заниматься честным бизнесом и предпринимательством.

- Отец одобрил ваш выбор профессии?

- Да, можно сказать, он дал свое благословление.

- Став юристом вы пробовали вернуться к делу отца?

- Да, у меня дома лежит приговор суда. Но сделать ничего нельзя: решение было вынесено в соответствии со статьей 88 УК РСФСР: в то время факт наличия у тебя в кармане иностранной валюты предполагал тюремный срок, а в определенных случаях и расстрел.

- После окончания юрфака практическая жизнь вас не разочаровала?

- После окончания вуза в Питере я решил попытать счастья в Германии: уехал в Дюссельдорф на год, где с нуля выучил немецкий язык. Планировал поступать в Мюнстерский университет на право, но прожив в этой стране год понял, что это не мое. Вернулся на родину и начал работать.

- Место нашли самостоятельно?

- Один из близких друзей отца владел крупным холдингом, включавшим в себя ресторанный бизнес и ритейл. Он пригласил меня в юридический отдел. Через некоторое время, устав от довольно напряженного графика, я ушел на «вольные хлеба», став адвокатом-одиночкой.

- Недостатка клиентов не было?

- Нет, с клиентами мне везло. Я занимался и недвижимостью, и арбитражами, и договорным правом.

- Как вы попали в «Зеленый коридор»?

- Еще один друг отца познакомил меня с Константином Добрыниным, с которым, как потом оказалось, мы учились вместе на юрфаке, но прежде не пересекались: я закончил учебу на два года раньше. Итак, мы встретились с Константином.  Переговорили. Он рассказал немного о себе и о том, чем будет заниматься «Зеленый коридор». Мне это показалось интересным.

- Вас взяли в компанию после этого разговора?

- Да, я стал четвертым в «Зеленом коридоре». Через какое-то время работы я возглавил отдел корпоративных конфликтов, а впоследствии стал и партнером.

- Размеренная и спокойная жизнь, предполагаю, прекратилась?

- Конечно. Более того, сегодня, вспоминая дела тех лет, понимаешь, что не будь я тогда холост, вел бы себя куда осторожнее.

- Вы сейчас имеете в виду антирейдерские расследования?

- Да. В то время это было опасным занятием. В Петербурге рейдерство было вполне обыденным явлением, и нам зачастую приходилось противодействовать довольно опасным людям.

- Вы хотите сказать бандитам?

- Бывало и такое.

- Можете привести конкретные примеры?

- Был у нас проект с клиентом, которого рейдеры в буквальном смысле слова выбросили на улицу с вещами в результате захвата одного из крупнейших оборонных предприятий Петербурга. И вот я с исполнительным листом на руках, пройдя на территорию предприятия, оказался в окружении осевшей там полусотни бритоголовых широкоплечих «представителей по доверенности». Было не очень уютно.

- Хотите сказать, они прислушались к правовым аргументам?

- Да нет, тогда большую роль сыграло правильное освещение конфликта в СМИ и живой интерес корреспондентов к происходящему на заводе.

- В вашем профайле на сайте компании есть замечательная фраза, что вы «непосредственно принимали участие в переговорах по правовому разрешению конфликтов». Что, были еще и неправовые?

- Мы никогда не работали вне рамок правового поля. Поэтому и оговорка.

- Понятно. А никогда не приходилось брать долю в бизнесе в обмен на защиту? Такой подход был довольно распространен в свое время.

- Нет. Юрист или юридическая компания - это консалтинг. Как только ты переступаешь грань и оказываешься чьим-то партнером, моментально приходит ответственность другого рода. Это уже совсем другой бизнес, который мы не выбирали.

- И что, доля в бизнесе мешает эффективно защищать клиента? За свое бороться приятнее, вы не находите?

- Нет. Мы и за чужое бьемся как за свое.

- Как происходил раздел «Зеленого коридора».

- Все уперлось в вопрос будущего компании, ее развития. Следовало структурироваться, вырабатывать и повышать стандарты оказания услуг. Те, кто был к этому не готов, ушли.

- И кого именно перемены не устроили?

- Тех, кто их не принял. Давайте оставим так.

- Почему вы остались с Константином Добрыниным в Pen&Paper, а не с Константином Крутильниковым в «S&K Вертикаль»?

- [Константин] Добрынин мне ближе по духу, за годы совместной работы мы научились понимать друг друга с полуслова. Характерно, что и основной костяк команды, давно сложившейся в юрдирекции «Илима», совершил тот же выбор.

- Последующий уход Добрынина с должности руководителя Pen&Paper – это общее решение команды или только его собственное?

- Когда человек уходит в политику, это всегда его решение. Но я его безусловно поддержал и буду поддерживать.

- Чем отличается Pen&Paper от «Зеленого коридора»?

- Я считаю, что Pen&Paper куда более зрелая, профессионально уточненная и структурированная фирма. В настоящий момент мы работаем, как часы. И склонен думать, что как часы швейцарские.

- Что вы вкладываете в это понятие – «работает как часы». Чем же ваши винтики отличаются от других?

- Давайте без аналогий с Иосифом Виссарионовичем [Сталиным]. Основные винтики – это, разумеется, люди, сотрудники.

А в чем провялятся структурированность Pen&Paper?

- В четко определенной специализации. С самого начала мы решили, что будем сочетать возможности уголовно-правовой практики с накопленным опытом в разрешении экономических споров.

- Вы имеете в виду участие в «лесной войне» «Илима» с Олегом Дерипаской?

- Да, с этого все началось.

- Сложно было противостоять такому противнику?

- Да, но несмотря на все трудности, работа шла в исключительно юридическом поле. Можно сказать, это была война юридических умов, армий, если хотите. И результат работы налицо - ни у одного комбината «Илима» не сменился собственник.

- Но это, наверное, не единственное крупное конфликтное дело, о котором вы рассказываете?

- Нет, конечно. Например, два года назад мы завершили один из самых крупных корпоративных конфликтов – конфликт вокруг сети «Лента». Там акционеры тоже не договорились о будущем компании, о порядке ее управления. У одной из сторон сдали нервы, и она перешла к силовым действиям. Действующему руководству вместе с нашими клиентами-акционерами закрыли доступ на предприятие. Интересно, что в ситуации оказался замешан один из крупнейших государственных банков, название которого я уточнять не буду.

Когда мы приступили к проекту, нам говорили, что шансов на успех никаких. Там были и уголовные дела, и трудовое право, и иски в арбитраж, лондонский суд, суд на Британских Виргинских островах… В итоге было подписано мировое соглашение на сумму свыше миллиарда долларов, полностью отвечавшее интересам наших доверителей.

- Какие еще практики приносит выручку Pen&Paper?

- Кроме флагманской уголовно-правовой практики мы вполне успешны в сделках M&A и арбитраже.

- Какова система управления компанией?

- В последние годы мы сознательно уходим от вертикального управления. У нас сейчас 25 юристов, и я не вижу смысла устанавливать жесткую иерархию. Я часто наблюдаю, как некоторые коллеги проходят через это, но подобный подход ни к чему, кроме «бронзовения» руководства не ведет. Нужно давать как можно больше полномочий юристам, а в некоторых случаях – прямо понуждать их к принятию самостоятельных решений.

- Такое распределение ответственности – не самый характерный подход для российского юрбизнеса, вы не находите?

- Я считаю, что никакого особого «русского пути» и нет. О чем говорить, если на отечественном юррынке единицы компаний могут похвалиться 25 годами работы. Мы гордо несем юридический топор на плечах. В США и Европе есть устоявшиеся стандарты, модели и оформленные продукты. Это можно применять, причесывая под российские реалии, но говорить о том, что у русских юристов есть свой особенный путь, поэтому «мы будем строить все сами» нельзя. К тому же я не думаю, что в Германии легче строить свой юридический бизнес, чем здесь, а с точки зрения конкуренции - может быть и сложней.

- Вы готовы назвать размер выручки?

- Нет, по конкретным цифрам говорить не готов, но один российский рейтинг поставил нас на лидирующее место по выручке среди региональных юркомпаний.

- Но западные компании, стандартам которых вы призываете следовать, выручку раскрывают.

- Может быть, мы тоже вскоре это сделаем. Всему свое время.

- Как вы относитесь к фактически уже произошедшему объединению судов?

- Конечно, как жителю Санкт-Петербурга, мне и отрадно, и удобно, что объединенный суд будет располагаться в моем родном городе.

- Радость от этого факта – главная ваша эмоция?

- Кроме гордости географической хотелось бы испытать еще и гордость профессиональную. Позитивные наработки, что были в ВАС, такие как прозрачность, систематизация и информатизация, не должны раствориться в новом Верховном Суде. Надо понимать, что объединение судов – не конец света. Можно ждать, что Верховный Суд похоронит все наработки ВАС, а можно быть оптимистом и полгать, что опыт ВАС поднимет до соответствующего уровня Верховный Суд.

Интервью подготовили Александр Московкин и Иван Чурсин

Код для вставки в блог