«То, что я получил, когда шел в Совет Федерации, намного превосходит то, что я ожидал получить»

Константин Добрынин, заместитель председателя Комитета Совета Федерации по конституционному законодательству, правовым и судебным вопросам, развитию гражданского общества, в интервью LEXPRO рассказал о своей работе в Совфеде, своем прошлом, перипетиях законотворческого процесса, а также о том, каким видится юридический бизнес из сенаторского кресла.

- На фоне кабинетов других сенаторов ваш выделяется: характерные фотографии, нестандартные портреты, даже детские рисунки. В этом есть некая символика, или здесь собраны вещи, которые вам просто нравятся?

- Я убежден в том, что кабинет – это прежде всего рабочее пространство, которое должно сочетать в себе две вещи. Первое - тебе должно быть комфортно работать, второе - чтобы ты мог психологически отдохнуть. Поэтому я исключил из оформления темные, громоздкие тона. Для меня важна атмосфера, поэтому я все сделал в современном, если хотите западном стиле и за свой счет.

Что касается картин, фотографий, то все они показывают посетителям, что я за человек и чем живу. Например, рисунки на стене – моей любимой дочери Софии. Они меня радуют. На фото - кубинская тематика, молодой бородатый Фидель, который, как шутят сегодня юристы-практики, бредет по тропическим лесам и осуществляет глобальный рейдерский захват Кубы. Другая тема – черно-белая  Америка 50-ых и 60-ых годов двадцатого века и она же в девятнадцатом, Израиль времен Семидневной войны. Очень характерные фотографии. Есть и Голливудская тема – с любимым Кирком Дугласом, газета «Правда», которую мне подарил близкий друг, от 23 ноября 1976 года – дата моего рождения. Короче, эклектика.

- А традиционный портрет Президента Путина на стене?

- Традиционного нет. Но есть Путин в неформальной обстановке, подаренный близким товарищем, его и моим. Как видите, в кабинете присутствуют и стаканы с графином.

- Cтаканы почему-то не граненые.

- Это досадное упущение. Исправлю. Стакан должен быть только граненый.

- Личный оттенок, который заметен не только в кабинете, но и, например, в названии фирмы Pen&Paper, которую вы создали, допустим в такой консервативной сфере, как юридический бизнес?

- В обществе есть запрос на искренность. Сейчас он особенно силен. И в этом смысле я уверен, что попал в точку. Я привык выражаться так. Через призму себя порой проще объяснить какие-то вещи. Когда ты говоришь искренне, это чувствуется. Да и спорить с этим трудней.

- У вас довольно необычный для сенатора слог: образный, открытый, понятный. Пример – ответы на вопросы, которые задавали вам жители Коряжмы. Вы все пишите сами?

- Все мои заметки, тексты и посты я пишу сам. Лишь однажды был случай, когда во время предвыборной кампании под моим именем вышел не мой текст, за что предвыборный штаб был жестоко наказан. Шутка. Просто надо ломать устоявшиеся стереотипы, что за политиков пишут литературные негры.  Иначе какой ты политик, если не можешь сам выразить мысль. Что же касается Коряжмы, то это небольшой, но особенный город Архангельской области, город лесохимиков, людей самодостаточных, со своим особым мнением. И они его прямо выражают, иногда жестко, зато правдиво. Мои ответы были столь же прямыми, как и вопросы.

- Ваш уход в политику из юридического бизнеса изменил отношение к нему?

- Нет. Я не стал смотреть на юрбизнес по-другому. Может быть, стал понимать какие-то вещи более профессионально. Правда, взгляд на систему в целом действительно несколько изменился: поубавилось иллюзий, появилось понимание «правды жизни». Про мою работу в Совете Федерации могу сказать, что прежде многие вещи со стороны были не видны: начиная от отношений между людьми и заканчивая формализмом, на который ты раньше, будучи юристом, не обращал внимания.

В политике огромную роль играют процедуры, церемониал, несоблюдением которых можно нанести колоссальную обиду и прослыть хамом. Например, в самом начале политической карьеры был случай, когда я на одном мероприятии не перечислил каждого из присутствующих уважаемых коллег, а решил сэкономить время и сказать о них в общем. В итоге мне поставили это на вид: пришлось объяснять, почему я поступил именно так, и что я вовсе не желал кого-то задеть.

- Сейчас власть активно продвигает прямую демократию, системы народного законотворчества, общественные обсуждения законопроектов. Есть ли от этого реальная отдача?

- Думаю, что есть, но наивно ожидать мгновенной отдачи. Если принимать отдачу за 100%, то 2% - уже хороший показатель, так как ломается устоявшаяся привычка. Основная проблема заключается в желании чиновников все «заволокитить» и «забюрократить». Когда вопросы обсуждаются открыто и публично, у бюрократа остается меньше возможностей для того, чтобы «замять» тему. Поэтому здесь так важен сам процесс открытых общественных обсуждений.

- Исходя из полученного в Совфеде опыта, если представить ситуацию, что вы уходите из политики и возвращаетесь в Pen&Paper, что бы вы поменяли в фирме?

- В ближайшее время я никуда уходить не собираюсь. Мне нравится то, чем я занимаюсь, а то, что я получил, когда шел в верхнюю палату парламента, намного превосходит то, что я ожидал получить. Здесь ты можешь действительно принести пользу, даже с учетом всех существующих ограничений. Принцип «делай, что должен, и будь, что будет» никто не отменял. Что же касается Pen&Paper, одним из собственников которой я являюсь, то мне кажется, что фирма и так идет по правильному пути. Остальное советую спросить у старшего партнера Валерия Зинченко, он вам все подробно расскажет, так как сейчас он управляет бизнесом, а не я.

- А название Pen&Paper - в переводе с английского «ручка и бумага» - дано по такому же принципу, что и Apple («яблоко»)?

- Со временем я все больше убеждаюсь в том, что это название по-своему гениально. Почти все мы вышли из правовой дирекции целлюлозно-бумажной группы «Илим», где занимались антирейдерской защитой собственности, отсюда бумага. А ручка и бумага - это главное оружие юриста. Наши западные партнеры и коллеги название оценили и говорят, что оно запоминается моментально.

- Если посмотреть на ваш корпоративный стиль и сравнить его с «S&K Вертикаль» (вторая компания, вышедшая из «Зеленого коридора», интервью с ее старшим партнером Константином Крутильниковым читайте здесь), заметно, что они очень похожи. Это случайность?

- Это легко можно объяснить. При разделении «Зеленого коридора» каждый пытался максимально «проассоциировать» себя с ним и «креативил» соответственно. Считаю, что Pen&Paper сделали это более удачно: старый добрый Google этому судья, если посмотреть в него, то упоминаний о Pen&Paper несколько больше. Но в целом, ребята из «Вертикали» молодцы, они заняли свою нишу.

- Почему вы разошлись с Константином Крутильниковым?

- Расход по «Зеленому коридору» был обусловлен эмоциональными причинами. Всегда надо уметь слышать партнера или друга, даже если он говорит нелицеприятные вещи и говорит их жестко. Это и ценно. Тогда ты сохранишь и партнерство и дружбу. Последнее важнее.

- Но вы с Константином общаетесь сейчас?

- Конечно общаемся. Просто по-другому и редко. Раньше мы были друзьями, сейчас – добрые знакомые.

- Сейчас много разговоров о том, что юрфирмы должны объединяться. Между тем, тенденция к разделению тоже ощутима. Вы считаете, для развития российским юркомпаниям необходимо укрупняться по примеру «Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры»?

- Я бы вообще не использовал ЕПАП в качестве примера, так как не воспринимаю их как юридическую компанию в чистом виде: это скорее квази-юридический «Газпром», вызывающий у меня ассоциации с древним городом Троей. Что же касается объединений, то если мы хотим конкурировать с западными компаниями, объединяться необходимо. Другой вопрос, что не все готовы к жесткому структурированию, к тому, чтобы еще выше поднять планку стандартов: не до пяти звезд, как у «ильфов», а до семи. Надо не бояться повысить стандарт, тем более, многие наши компании превосходят западные.

Кроме того, объединение - вещь достаточно интимная. Оно будет реально только тогда, когда ты знаешь, что тебя понимают с полуслова, когда партнер думает как ты, как у Высоцкого в "Балладе о любви", когда «голосам дано сливаться в такт», только в этом случае бизнес сложится.

- Необходимо ли регулирование рынка юридических услуг в России, которое помогло бы национальным компаниям в конкуренции с западными? Стоит ли, например, вводить адвокатскую монополию?

- С вопроса об адвокатуре вообще нужно начинать. Ситуация, когда не юристы могут представительствовать в судах - нонсенс. Дальше необходимо понять, развивать ли отдельное судебное представительство, или же вводить адвокатскую монополию. Возможно, стоит сохранить дуализм и создать два параллельных направления – адвокатура и судебные представители. Но квалификационные требования и экзамен для всех должен быть единым, чтобы квалификация юристов была одинаково высокой.

- Вы принимали непосредственное участие в непростом споре между «Илим Палп Энтерпрайз» и «Базэлом». Конфликт лежал в юридической плоскости?

- Нет, в квазиюридической. Потому что те решения, по которым списали акции наших комбинатов, были чудовищны. Я не мог себе представить до этого, что региональный суд по иску трижды судимого миноритарного акционера, который купил акции за неделю до этого и криво встал в реестр, в одно заседание может наложить взыскание на многомиллиардные акции. К праву это имеет последнее отношение. Это была борьба за правду и за то, чтобы не остановились целлюлозно-бумажные комбинаты, на которых трудилось тысяч тридцать наших людей. Та война многому научила: пониманию дружбы и предательства, и тому, что враг порой может быть честнее и порядочнее, чем тот, кого ты считаешь своим защитником.

- Кем вы видите себя через 10 лет? Пост сенатора ведь наверняка не потолок карьеры?

- Сейчас мне очень нравится работать именно в Совете Федерации среди признанных мастеров отечественной юриспруденции и настоящих легенд. Во многом это школа, ведь у таких людей как, например, Рушайло, Строев, Бирюков, Клишас и Александров есть чему поучиться. На 10 лет вперед я не заглядываю. Да и самое главное для меня – семья. Пока что удается соблюдать баланс между ней и работой, но если когда-то возникнет конфликт, я выберу семью. Это - самое главное.

- Вы неоднократно призывали коллег-юристов включаться в законодательную работу. Желающие появились?

- Конечно. Многие коллеги предлагают свои поправки, которые вполне можно выносить на обсуждение. Другое дело, что нет массового потока и процент коллег, желающих что-то поменять не на словах, а на деле, не очень велик. Мне это не понятно, ведь многие прекрасно знают, что и где необходимо менять в российском законодательстве. Я бы назвал это инертностью нашего юридического сообщества, что, разумеется, - большой минус, над которым еще работать и работать. Но я точно знаю, что поменять его на плюс можно.

Интервью подготовили Александр Московкин, Владимир Крауз и Иван Чурсин

Код для вставки в блог